«Мам, я — чудовище прости.»

Мам, я в плену, но ты не плачь.

Заштопали, теперь как новый.

 Меня лечил донецкий врач 

Уставший, строгий и суровый.



Лечил меня. Ты слышишь, мам:

Я бил по городу из «Градов»,

И полбольницы просто в хлам,

Но он меня лечил: «Так надо».



Мам, я — чудовище, прости.

В потоках лжи мы заблудились.

Всю жизнь мне этот крест нести.

Теперь мои глаза открылись.



Нас провезли по тем местам,

Куда снаряды угодили.

А мы не верили глазам:

Что мы с Донбассом натворили!



В больницах раненых полно.

Здесь каждый Киев проклинает.

Отец, белей чем полотно,

Ребенка мертвого качает.



Мать, я — чудовище, палач.

И нет здесь, мама, террористов.

Здесь только стон людской и плач,

А мы для них страшней фашистов.



Нас, мам, послали на убой,

Не жалко было нас комбату.

Мне ополченец крикнул: «Стой!

Ложись, сопляк!» — и дальше матом.



Он не хотел в меня стрелять.

Он — Человек, а я — убийца.

Из боя вынес! Слышишь, мать,

Меня, Донбасса кровопийцу!



Мам, я в плену, но ты не плачь.

Заштопали, теперь как новый.

Меня лечил донецкий врач

Уставший, строгий и суровый.



Он выполнял врачебный долг,

А я же, от стыда сгорая,

Впервые сам подумать смог:

Кому нужна война такая?...